Я сживаюсь с легендой
Мне две тысячи лет...
Я песок на берёзы
променял в одночасье.
Храма нет.
Дома нет.
Ничего уже нет.
Есть чужая земля.
И чужие несчастья.
Труп Бар-Кохбы
маячит
в пустынной пыли.
Я остриг себе бороду.
Плачу в колени.
Тень Масады молчит,
захлебнувшись в крови.
И Господь Авраама
оглох от молений...
Я, случайный живой,
зарываюсь в траву
И дышу этой хрупкой,
чужой благодатью
Я, последний еврей,
в этом сне наяву
Различивший свой крик
в стоязычье проклятий.
Крик на шёпот,
на шорох,
на шелест монет,
Как тору на коран,
еженощно меняю.
Только кажется мне,
что меня уже нет,
Что не мой это голос,
а хрипы менялы.
Но считаю монеты...
Который уж век
Мои губы кривятся
бессильно по-детски
Кто я?
«Маленький, жалкий, смешной человек», -
Обо мне
шепчут внуки мои
по-немецки...
Всё ушло,
всё исчезло,
отлетело во сне -
Я с сумой за плечами,
я с кистью в обнимку
Волочусь по немыслимой,
тощей земле
С беспросветной,
бессмысленной,
смертной улыбкой.
И пишу эти лица -
несчитанный год.
Эти новозаветные,
ветхие лица
Я нищ.
Я безумен.
Глух как Бог.
Слышишь, Господи?
Я разучился молиться.
Я ищу тебя, Боже...
Тебя больше нет!
Из разгромленных лавок,
из содранной кожи
Я создал свою этику.
Ей три тысячи лет.
Я всё начал сначала...
Прости меня, Боже.