Мальчику тринадцать лет. Он сидит у окна и вглядывается в сад. В саду отец, господин в сюртуке, заложив ногу на ногу, раскачивается в качалке. В траве напротив расположились две женщины. Одна, лениво вытянув ногу, медленно гладит её узкими пальцами. Это - бонна. Это она называет мальчика - мальчиком. Чёрное лёгкое платье обтягивает её тело, её широкие плечи, оттянутые длинные груди и тяжёлые бёдра. Бёдра крестьянки, так диссонирующие со стройными ногами породистой лошади. Бонна смугла, её каштановые волосы увязаны в хвост. Ей сорок лет, её узкие пальцы скользят по ноге. Вторая женщина, мать мальчика, небольшого роста, с никаким милым лицом. Подол белого воздушного платья взлетает, приоткрывая её нескладные ноги.
Отец раскачивается, рассматривая обеих женщин. Жёлтые его зубы скрипят о черенок погасшей голландской трубки. Спина матери напряжена, взгляд её прикован к узкой кисти, скользящей вдоль упругой длинной ноги.
Мальчик, лицом прижавшись к стеклу, вглядывается в сад.
Отец встаёт, всем тяжёлым угловатым торсом подавшись вперёд. Мать вскакивает. Они ждут. Тогда рука бонны застывает на круглом её колене, бонна полулениво и медленно поднимается и, раскачивая тяжёлыми бёдрами, наконец, идёт в дом. Мать и отец, упёршись взглядами в её спину, следуют за ней, огибая плетённые кресла, столик, кушетку. Мать задевает ногой вазу, стоящую на траве, яблоки рассыпаются. Бонна, задержавшись в дверях, медленно поворачивается и улыбается ей. Мать замирает. Но бонна улыбается вновь и, спохватившись, мать поспешно следует в дом.
Мальчик отрывается от окна и бежит к своей двери. Он приоткрывает её ровно настолько, чтобы идущие по коридору не смогли заметить его. Глубокий ковёр гасит шум их шагов. Они расстаются у дверей трёх спален. Двери обиты материей, привезённой отцом из Брюсселя, зелёный цвет их сливается с цветом стен. Двери расположены напротив друг друга. Какое-то время взрослые ещё медлят, не решаясь расстаться, но первый шаг, усмехнувшись, делает бонна, а за ней отец, тяжело выдохнув, распахивает свою дверь. Мать остаётся одна и надолго мучительно застывает. Но вот и она, резко повернувшись, уходит к себе.
Мальчик на цыпочках выбирается из комнаты и садится посреди коридора. Голые ноги его утопают в мягком ковре. С замирающим сердцем он усаживается удобней. Он ждёт. Полутьма в коридоре. Полутьма в дальнем конце его, там, где находятся двери трёх спален. Мальчик ждёт долго и терпеливо. Голова его клонится на плечо. Ковёр плывёт бесконечным мягким путём. Ему нет конца. Это путь в никуда.
Он вздрагивает от шороха. Он открывает глаза на чьем-то вскрике. Его мать и отец столкнулись в полутьме. В полутьме белеют их ночные сорочки. Они столкнулись у двери в комнату бонны. Дверь эта приоткрывается и ночной свет, льющийся из окна, окутывает фигуру бонны. Она возникает на пороге в чёрной струящейся шёлковой комбинации. Призрачная её фигура почти воздушна, но комбинация слишком коротка, чтобы скрыть крестьянские бёдра. Шёлк мягко облегает висящие груди. Крепкие ноги расставлены. Она протягивает руки навстречу и, вдруг захохотав, хватает оцепеневших хозяев за рукава их длинных ночных сорочек и втягивает мужчину и женщину к себе в комнату. Дверь в комнату захлопывается.
Задыхаясь, на цыпочках бежит мальчик к захлопнутой двери. Плюхаясь на колени, он припадает к скважине от ключа. Ничего, ничего невозможно разглядеть! Свет в комнате не зажжён и только слабый отблеск луны даёт возможность различить мельканье чёрного и белого шёлка.
Солнце палит в окно. Мальчик просыпается поздно. В саду уже стоит их авто и усатый шофёр, подёргивая краги, прогуливается вокруг машины. Родители уже готовы. Портплед с пляжными принадлежностями закинут в авто. Из дома выходит бонна. Она усаживается в машину. Вспоминают, что мальчика нет с ними. Мать всплескивает рукой. Отец недовольно фыркает. Легко, как девчонка, бонна подбегает к окну и, прижавшись к стеклу, одними губами шепчет - Мальчик, мальчик, вставай... –
Их лица прильнули к стеклу с обеих его сторон. Глаза прижаты к глазам. Бонна смеётся и едва различимо шепчет - Нельзя под-гля-ды-вать по-но-чам... - Мальчика отдёргивают от окна. - Быстрее, - кричит бонна, - быстрее, мы уезжа-а-а-ем! - Она уже бежит обратно к авто, смешно задирая ноги.
Поспешно, запутываясь в одежде, напяливает он на себя бриджи, курточку и, распахивая окно, вслед за бонной вприпрыжку мчится к машине. Недовольный взгляд отца. Поцелуй матери. Автомобиль трогается, и бедро бонны прижато к его колену. Целый час ехать до моря. Целый час можно, замерев, чувствовать её ногу.
Море не меняется. По-прежнему, не спеша, скачет оно на берег, по-прежнему сверкает песок и загорающие, в нелепых купальных костюмах, по-прежнему окружены кричащими детьми.
Бонна вышагивает впереди, мальчик успевает за ней кое-как, её бёдра раскачиваются перед его глазами. Она ведёт мальчика переодеваться. Пожилой господин в полосатом купальном костюме, заложив руки за спину и подставив круглый аккуратный живот солнцу, раскачивается на пятках. Заметив бонну, он подмигивает ей и довольный, топорщит седой тараканий ус.
Они входят в раздевальную комнату. Бонна не закрывает задвижку. Она просит мальчика отвернуться. Она ставит его в угол, лицом к обломку большого зеркала. Бесконечно долго стягивает она платье, ведя рукой по длинному своему телу. Бюстгальтер, еле вмещающей груди, похож на броню. Мальчик дрожит, стоя перед обломком зеркала. Отщёлкивается панцирь бюстгальтера и груди её, повиснув, выкатываются на свободу. Бонна замирает, глядя в пространство. Мучительно медленно рука её течёт вдоль грудей. Одна за другой щёлкают металлические застёжки и, не спеша, скатывает она чулки с породистых лошадиных ног.
Отражение скачет, дробясь, в трещинах зеркала. Одним движением стягивает она трусы. И застывает, упёршись в пол расставленными ногами.
Ком появляется у мальчика в горле. Он никак не может набрать дыхание. Огромные бёдра бонны, заросли её чёрных волос стоят перед его глазами. Раздевальная комната начинает плыть. Пол вместе с бонной кружится, стены разваливаются, обрушиваясь друг на друга, а тело её, взлетая, уже парит, зависнув в пространстве... В зеркале он наталкивается на её взгляд. Комната застывает. Бонна уже в купальном костюме. - Не помочь ли тебе одеться? - спрашивает она лёгким голосом. - Н-нет, - бормочет мальчик, яростно сдёргивая с себя одежду. Бонна не отводит глаза. Она подаёт купальный костюм. И взгляд её задерживается на его животе.
Они выходят из раздевальной, как два чужих человека, такими же, как и вошли в неё. Но уже в дверях бонна, потянувшись, закидывает руку за голову и длинные её густые волосы, укрывающие подмышку, ослепляют мальчика навсегда. На мгновение она застывает, словно позируя неведомому художнику. Опьянённый её тайной, мальчик бредёт по песку к шезлонгам, где нетерпеливо восседают мать и отец, заждавшиеся их с бонной. Море, песок и толпы тел отступают перед глазами. Он видит только её запрокинутую руку и чёрные удивительные волосы, скрытые от чужих глаз.
Они сидят вчетвером на пляже среди множества других тел. Мать с отцом расположились в шезлонгах, бонна напротив, под цветастым широким зонтиком, а мальчик просто сидит на песке. Молодой человек в сером купальном костюме прогуливается неподалёку. Вот он проходит мимо них, небрежно оглянув бонну, её вытянутые сведённые ноги, её напряжённые соски, обтянутые лёгким шёлком купального лифа. Вот он доходит до раздевальной, поворачивает и идёт в обратную сторону. Он уже не смотрит на бонну: он просто прогуливается, не обращая внимания на загорающих. Бонна улыбается мальчику, улыбается матери и отцу. Молодой человек в третий раз небрежной своей походкой шествует мимо них.
Бонна встаёт и молча идёт вслед за ним. Вот он замедляет шаг, вот они поравнялись. Идут рядом, не обменявшись ни словом, вперёд, по направлению к скрытым от пляжа дюнам. Она замедляет движение и, беря его руку в свою, медленно проводит его ладонью по своему плечу. Три пары глаз неотрывно следят за ней. Она идёт чуть враскачку и кажется им, что, скрываясь за дюнами, она всё-таки им взмахнула рукой. Отец с матерью замерли в своих шезлонгах, вцепившись ногтями в ладони друг друга.
Когда возвращается бонна, они всё так же сидят, глядя в пространство. Пространство, забитое морем, жёлтым песком и бесчисленными детьми с кричащими их мамашами. Плюхаясь на песок, улыбается бонна.
Автомобиль уже подан. Шофёр сворачивает портплед. Мальчик бредёт за всеми, загребая ногами горячий песок. Толстая женщина, окружённая детьми, держащими полотенце вокруг её бёдер, пытается стащить с себя купальный костюм. На мгновение перед мальчиком мелькают её толстые белые ляжки, задранное полотенце, спущенные трусы. Он замирает на полушаге. Бонна, обернувшись и поймав его взгляд, касается кончиками своих прохладных пальцев его щеки.
Вечером родители собираются на приём. Мальчика не берут с собой: там не будет детей. Мать отдаёт последние распоряжения. Отец нетерпеливо расхаживает в саду. На нём новый костюм, а бриллиантовая булавка торчит из галстука сверкающей занозой. За ними заезжают друзья - пара худых замороженных джентльменов, «усохших», как называет их бонна. Джентльмены, выпрямившись, сидят в своём блестящем авто и издали, словно два китайских болванчика, кивают головами родителям, мальчику, бонне. Один из них нетерпеливо барабанит худыми пальцами по рулю.
Мать так нежно целуется с бонной, словно расстаются они на неделю. Губы её скользят по щеке бонны, пробираясь к её губам. Отец, притворно хмурясь и кося взгляд на машину ожидающих джентльменов, быстро, крепко, случайно проводит рукой по упругому боку бонны.
Мальчик, стоя в проёме распахнутой двери, машет рукой фыркающему автомобилю. Бонна проходит мимо мальчика в дом, задевая его грудью, бедром, рукой. Автомобиль исчезает вдали. Мальчик устраивается в пустой гостиной. Он садится на отцовское место, вместо трубки берёт в рот карандаш и, откашливаясь подобно отцу, насупив брови, оглядывает пустые стулья. Он раскрывает воображаемую папку, пахнущую кожей и табаком. Он делает в ней пометки, откидываясь на стуле и пыхтя трубкой. - Ну, подадут ли сегодня ужин? - вопрошает он строго и едва иронично. Он поворачивается всем своим большим телом, ища жену или прислугу, чтобы выразить, наконец, им своё недовольство и упирается взглядом в бонну. Та стоит при входе в гостиную и зажимает рот, чтобы не умереть от смеха.
Мальчик, суетясь, сползает со стула. Но бонна преграждает ему путь к отступлению. Она уже не хохочет, она лениво, томительно тянется, высоко подымая руки. Она взглядывает на мальчика искоса. Она ловит его взор из-под поднятых рук. - Покатаемся? - говорит она просто и, зная ответ наперёд, идёт к выходу в сад. Мальчик догоняет её. - Покатаемся? - говорит бонна и направляется к их авто. Она садится за руль, как настоящий водитель, и, смеясь, нахлобучивает на голову фуражку шофёра. - Покатаемся - произносит она, глядя на мальчика в упор своими миндальными коричневыми глазами.
Автомобиль трогается, мальчик высовывает голову в окно и видит исчезающий дом, садовника, обнявшего лейку, их сад, и бегущего вдогонку лохматого пса. Он переводит взгляд на бонну, но та - вся внимание: тело её напряжено, руки крепко ухватились за руль. Пассажир и водитель молчат, они не говорят о том, куда едут. Кончается пригород, окраина городка встречает их разноцветными фонарями. Наконец, они въезжают на эту улицу. Бонна сдержана и холодна, только нога её на педали вытанцовывает неизвестный марш.
Раскрашенные ужасные женщины стоят вдоль тротуара. Красного цвета волосы одной из них украшены павлиньим пером. Юбка другой столь коротка, что лиловые панталоны, обтягивающие толстые мясистые ляжки, выставлены напоказ. Все женщины полуобнажены и мальчику кажется, что он попал на прекрасный чудовищный маскарад. Женщины улыбаются нарисованными ртами и их приклеенные ресницы, мигая, хлопают, как у кукол.
Бонна резко сбрасывает скорость и, не спеша, торжественно, не поворачивая головы, едет вдоль ряда выстроившихся кричащих тел. Авто движется всё медленнее. Наконец, в окно просовывается белая крашенная голова и вопросительно разглядывает бонну. Блондинка подмигивает и растягивает в улыбке щербатый рот. - Нет, - коротко бросает бонна, и автомобиль продолжает движение. Блондинка вдогонку кричит ужасное слово. Мальчик вздрагивает и замирает, но бонна вдруг улыбается. В самом конце нескончаемого ряда стоит огромная женщина. Её чугунные груди выпирают из пурпурного лифа. Две коротких расставленных могучих ноги обуты в мужские ботинки. Гетры обтягивают налитые икры. Чудовищный отставленный зад похож на зад кобылицы. На бёдра натянута лопнувшая балетная пачка.
Мальчик зажмуривается. Под пачкой нет трусов. Он открывает глаза. Великанша стоит у двери. Бонна кивает ей и, повернувшись к мальчику, легко проводит пальцами по его щеке. Он замирает, не успев заметить, как бонна, взмахнув ногой, оказывается на заднем сидении. Дверь авто открывается, и гигантская грудь заполняет дверной проём. Открыв рот, прижавшись к сидению, застывает мальчик.
Огромное тело наваливается на него. Короткие толстые пальцы копошатся в его застёжках. Он успевает повернуть голову. Бонна, не отрываясь, следит за ним. Губы её закушены. Она впивается взглядом в его лицо. И вдруг стремительно закатывает рукав и, запрокинув руку, ослепляет его раскрывшейся чёрной бездной. Мальчик вздрагивает. Последнее, что он успевает увидеть, это - колесо руля, впившееся в огромный мясистый бок.
Он проваливается в судорогу. Он проваливается в неё томительно, долго. Сладкая эта, мучительная боль хватает бёдра, выворачивает и сводит живот. Огромный багровый сосок заполняет его рот. Губы его сжимаются, и неистовость извержения вскидывает гигантское лежащее на нём тело.
Мальчик кричит, захлёбываясь, и чувствует на своём лице прохладные лёгкие пальцы бонны. Они пробегают по щеке, по лбу, они касаются рта. - Вот и всё, - шепчет бонна, - вот и всё: я влюбилась в тебя! - Мальчик открывает глаза. Мужским клетчатым платком вытирает балетную пачку большая женщина, стоя у их авто. Бонна, склонившись над ним, чуть касается своим полным открытым ртом его сухих обветренных губ.
В молчании едут они домой. Мальчик сидит, замерев, до боли сжав пальцы бонны.
Дома она раздевает его, укладывает в постель. Садится на край кровати, тихо мурлыча какую-то песенку, кажущуюся ей колыбельной и тонкой, горячей рукой, вздрагивая, перебирает его волосы. Потом вдруг, на мгновение, приникает к нему всем телом и так замирает, дрожа.
Мальчик закрывает глаза. Гигантская грудь снова склоняется над его ртом, грубые мужские ботинки, натянутые на огромные ноги, порванная балетная пачка, руль, впившийся в толстый мясистый бок и чёрная бездна, под распахнутой рукой бонны, наваливаются на него, крутятся в воздухе, переходят друг в друга и обрушиваются на мальчика тяжким сном. Проваливаясь в него, он ещё успевает улыбнуться бонне краем своего детского опухшего рта.