Я лежу, вцепившись в холодные прутья кровати. Лбом прижимаясь к ним. Замерев, я лежу на груди. Длинный безумный грек и хромой санитар на соседних койках тоже лежат ничком. Мы приникли к окну. Оно расположено низко, и со двора нападающим не разглядеть нас. Сверху рассматриваем мы их. Их много. В руках у них палки с зазубренными краями, длинные острые копья, узкий нож мясника и старый корявый тупой топор.
Мы заперты в изоляторе. Подмога к нам не придёт. Гарнизон нашей маленькой крепости ещё вчера покинул её. Нас заперли в наказание. Мы самые плохие солдаты, из тех, что не хотят воевать. Комендант, оставляя нас, прокричал со двора - Ждите, придут враги! -
Вот, мы и дождались. «Враги придут всё равно» - выбито на воротах нашей маленькой крепости. Мы, трое, ни за что не хотели поверить в это. Пустыня, расстилающаяся вокруг, поглотила наш гарнизон. Комендант и солдаты растворились в песке. Куда направились они, в поисках этих врагов?
Враги разбили ворота крепости и сгрудились теперь внизу, под окнами нашего изолятора. Откуда они взялись? Как добрались до нас из пустыни? Страх, ужасный страх пригвоздил нас к койкам. Мы даже не знаем, кто наши враги. Зачем пришли они нас уничтожить? Вскакивает хромой санитар и мечется по изолятору, прыгая, как гигантский кузнец с койки на койку. Размахивая ужасной хромой ногой, он кричит, кричит без конца. - Кто защитит нас? - вопит санитар-богомол. - Почему покинули нас в ужасное это время? Где гарнизон, комендант? - Он орёт, будто не знает ответа. Легионы мерещатся санитару, армии, что идут на подмогу.
Я вжимаюсь в железную сетку кровати. Я распят, пригвождён к ней ужасом воображения. Ещё немного и враги подберутся к нам.
- Что можем сделать мы, трое несчастных? - вопит санитар. - Они разорвут нас, как хищник, что терзает овцу. Где солдаты неведомых наших армий?! -
Безумный грек вдруг выпрямляется на кровати и упирается взором своих стеклянных глаз в кричащего санитара. - Что можем сделать мы, трое, те, кто не хотел воевать? - продолжает неистовствовать тот. Грек сидит прямо, как истукан.
Крики внизу всё громче. Враги наши, не найдя вход, собрались возле ржавой навесной лестницы, что ведёт прямо к нашему окну. Бранясь и вопя, словно воинство муравьёв, ползут они по железной лестнице. Цепочка их всё длиннее. Всё ближе первый с длинным ножом мясника. Хромой санитар, перестав причитать, замирает у дальней стены, тесно вжавшись в неё. Будто может она пожалеть, разверзнуться и принять его в своё лоно. Сколь счастлив был бы каждый из нас стать сейчас этой гладкой стеной.
- Обречённые, обречённые... - тихо шепчет из угла санитар.
Медленно сползаю я с металлической сетки. Нет у меня желания более сильного, чем юркнуть сейчас под душную эту кровать и никогда не услышать звериного рева победителей и наш задавленный жуткий визг. Лохматое перекошенное лицо встаёт над нашим окном. Маленькие пронзительные глаза его горят ужасным азартом. Первый враг глядит нам в окно. Широкоскулый, с яростным любопытством разглядывает он нас. В усмешке кривит широкий свой рот и показывает нам длинный узкий мясницкий нож. Мы застыли, мы словно овцы, что в панике блеют при виде льва.
Внизу на лестнице вопли и крик: вся длинная цепь муравьёв, с термитским упорством доползшая доверху, готова впрыгнуть в беззащитное наше окно. Оцепенело уставились мы на лицо врага. А он, хохоча беззвучно, ведёт по стеклу длинным своим ножом. Кричит санитар от ужасного этого звука. Почти теряя сознание, я закрываю глаза. Последнее, что я вижу: бессмысленная пустыня, раскинувшаяся за нашим окном.
Не успев провалиться в ничто, я чувствую: вскакивает вдруг грек, словно опомнившись от нескончаемого безумия. Он вперивает стеклянный свой взгляд в бешенный взгляд врага. И всё начинается быстро, нелепо, случайно. Нежелающие воевать, загнаны мы в смертельный угол. Ещё миг и нас растерзают. Дико и тонко кричит санитар. Грек вцепляется худыми руками в железное тело койки. Наша война коротка. Втроём подымаем мы койку и изо всех наших сил тараним ею хрупкое наше окно. Непомерное удивление жадно углядываем мы в лице врага. Запрокинувшись, тело его улетает с верхнего нашего этажа. Но лохматые воины, упорно, словно белые тараканы, лезут к нам на каменный подоконник.
Мы хватаем всё: тумбочки, табуретки, мы кидаем, швыряем, толкаем их в эту дыру разлетевшегося окна.
Железные длинные палки мы используем словно копья. Обняв ещё одну нашу койку, будто неверный щит, трое врагов кувыркаются с высоты. Рычит грек, вопит санитар, что-то нечеловеческое вою и я. Тяжёлые тумбы с грохотом летят на головы вверх ползущих. Пьяные от ненависти, мы метаем в них железные палки, что пущенные сильной рукой, протыкают тела врагов.
Ржавая лестница опустела: ни муравья на ней. Распростёртые трупы врагов валяются на дворе. Не веря своей победе, ошарашенно смотрим мы вниз. Остатки их малого воинства, спеша, ковыляют прочь. В самом углу двора, подвывая, прячутся тени толпы, что явилась сюда вслед за воинами. Победа.
Санитар срывается с места и догоняемый греком стремительно спускается вниз. При виде их, скулящая эта толпа, ещё недавно ждущая наших тел, парящих, выбрасываемых из окон, в ужасе спотыкаясь, бросается со двора.
Я бегаю по изолятору. Я не могу пережить победу. На лестнице слышны косноязычные крики грека. С безумной своей улыбкой вталкивает он в окно двух ошалелых девиц.
- Трофеи, трофеи! - радостно, суетливо вопит санитар.
Девицы падают на пол и отползают к углу.
- Усеяно трупами поле. Враг отступил! - кричит наконец грек, блаженно осклабясь.
Вчетвером, шуршат они там в углу, устраивая допрос. Я гляжу из разбитого раненного окна. Тела внизу скучно лежат вперемежку. Они не страшны. Тоскливое что-то есть в нелепых их позах. Стоило ли воевать?.. Торжествующие победители, гордые триумфаторы, мы уже дремлем без сил в пустой нашей маленькой крепости. Словно единственная она на земле, где ещё есть живые.
По-прежнему пустыня раскинулась вокруг нас. Пески подступают всё ближе. Маленькая крепость торчит среди них, словно никчемный мираж. Найдёт ли его комендант? Жив ли ещё гарнизон, что отправился воевать? Санитар и грек засыпают в крепких объятиях тощих своих девиц. Смыкаю глаза и я. Что готовится, что шевелится в недрах пустыни? Кого ещё извергнет она из своих песков? На нас, последних в этой крепости воинов, что никак не хотят воевать.
На наших воротах по-прежнему выбито – «Враги придут всё равно».
Comments