Представление

роман "Свидетельство"

Я повертел в руках «приглашение», которое оказалось кусочком картона, на котором, естественно, не было ничего написано. Долго размышлял я, что делать мне со временем, оставшимся до начала представления. Но не нашёл ничего лучшего, как просто шататься по улицам. В городе все только и говорили о предстоящем зрелище. О нём шептались дамочки на углу, какой-то малолетний гордец, хвастался перед друзьями, что отец сегодня прихватит его с собой, два старика возмущались тем, что им не достались приглашения.

Поневоле почувствовал я свою принадлежность к избранным и покрепче сжал подаренный мне билет. В лавках и магазинах столько говорили о будущем представлении, что я еле дождался наступления вечера. Стремглав бросился я по указанному мне г-ном Сендлером адресу и перед входом наткнулся на взволнованную толпу. Хоть одним глазом каждый мечтал взглянуть на то, что будет происходить за дверью. Еле протиснулся я сквозь возбуждённых этих людей и постучал в закрытую дверь. Сзади меня раздались завистливые восклицания. Мне долго не открывали. Наконец, ключ повернулся в замке и боком протиснулся я в отворенную дверь.

В полутьме зала ничего нельзя было разобрать. Немедленно чьи-то жадные руки стали ощупывать меня, лезть за пазуху и шарить по карманам в поисках приглашения. В конце концов из зажатого кулака у меня вырвали мятый кусок картона и толчком впихнули меня внутрь зала. Здесь было душно. Я прижался к чьей-то спине, те, кого втолкнули после меня, притиснулись к моему плечу и жарко задышали мне в шею. Хотя помещение это они называли почему-то пансионом, в действительности оно представляло из себя только зал со сценой, на которой висела отвратительная гирлянда маленьких цветных лампочек.

Вдоль рампы суетились, ползая на коленях и, шёпотом что-то ворча друг другу, девицы Алеф, Бет, Гимел и Далет. Глаза мои привыкли к темноте, и я разглядел сидящих в зале людей. Они сидели, тесно прижавшись плечом к плечу, головы их были обриты, щёки толсты, а шеи коротки и багровы. Возраст их определить было невозможно, костюмы их не отличались ничем, а сами они были похожи на близнецов. Их спины мне кого-то напоминали.

Меня сжали со всех сторон и на сцене зажегся свет. Большая женщина вышла из-за кулис. Кошмарное багровое платье мешком сидело на ней. Круглым глазом своим она оглядела зал, прокричала, что представление начинается и неуклюже принялась стаскивать с себя багровую тряпку. Сидящие в зале близнецы надули щёки, но тут из-за кулис выскочили девицы, схватили женщину и уволокли со сцены.

Вместо неё к рампе подкралась горбунья с длинным кнутом в руке. На ногах у неё были одеты огромные сапоги, раструбы которых прикрывали её тощий обнажённый зад. На вислой груди болтался кожаный утыканный железными заклёпками и шипами бюстгальтер. Горб был прикрыт коротким плащом. Близнецы засопели. Горбунья щёлкнула бичом и девицы Алеф, Бет, Гимел и Далет выпрыгнули на сцену. Они задрали юбки из марли и неуклюже сплясали канкан, гнусаво подпевая и страшно фальшивя. Соломенные их ноги мелькали над первым рядом, но зал из близнецов только тихо урчал. Девицы скинули марли и, хихикая, затоптались по сцене, путаясь ногами в одежде. Одна из них зацепилась ногой за юбку, упала на четвереньки, остальные, заверещав, бросились на неё и, ухватив за волосы, утащили её за кулисы.

На сцену немедленно вновь вырвалась большая женщина и широко распахнув коровьи глаза, опять попыталась стащить с себя багровое платье. Но горбунья защёлкала кнутом и женщина, спотыкаясь и громко всхлипывая, большими шагами убралась восвояси. Наконец, из-за кулис торжественно выплыл г-н Сендлер в чёрном фраке и коротких штанах. Близнецы вновь засопели и заёрзали в креслах. Игривой походкой г-н Сендлер прошёлся вдоль рампы. Те, кто стоял возле меня, придвинулись ближе и жарче задышали мне в шею.

Горбунья с пронзительным криком взмахнула бичом и конец его опустился на спину г-на Сендлера. Он завизжал, фрак его лопнул, короткие штаны разорвались. Длинное пухлое белесое тело его бросилось в первый ряд. Но горбунья, захлестнула его шею кнутом. Потом подтянула к себе трепещущего и скулящего г-на Сендлера, и вдруг с необычайной проворностью вспрыгнула ему на спину. Горбунья в больших сапогах, восседая на его пояснице, выглядела настоящей наездницей. Близнецы в зале зашевелились и издали оживлённый смешок.

Тут же из-за кулис выбежали девицы, гоня перед собой короткими прутьями большую коровью женщину. Ошалев, та выпрыгнула на авансцену и здесь, наконец, ей удалось сбросить с себя ужасное платье. Тяжелые груди её повисли, а толстый живот навалился на волосатые ноги. В тот же момент девица Алеф, щёлкая от нетерпения выдающейся челюстью, с разбега в одном прыжке лихо оседлала коровью женщину и та, подхлёстываемая остальными девицами, с тощей наездницей на спине помчалась по широкому кругу сцены. Девица Алеф, издавая решительные гнусавые крики, сжимала пятками жирные бока женщины, а та, словно загнанная корова, огромными шагами металась по сцене, пока не наткнулась, наконец, на вставшего на дыбы, хрюкающего г-на Сендлера. Тут близнецы закричали неожиданно высокими голосами и бой начался.

Коровья женщина оскалилась и застучала зубами, но г-н Сендлер извернулся и лягнул её длинной ногой. Его каменная пятка отпечаталась на большом белом заде. Горбунья попыталась ухватить девицу Алеф за тощую ляжку, но та только крякнула и вонзила острое колено в заплывший бок. Большая женщина, словно заблудившийся слон, затопталась по кругу. Г-н Сендлер изловчился и, низко опустив голову, укусил её за массивную грудь. В тот же момент горбунья сверху прыгнула на девицу, и большая женщина, страшно закричав, рванулась вперёд. Теперь она несла на себе двух наездниц. Сжимая худыми ляжками её необъятный круп, они вцепились друг в друга мёртвой неразрывной хваткой.

Г-н Сендлер, ошалев от свободы, заскакал, забрыкался, захрюкал, топнул ногой и убежал, покинув злосчастное поле боя. Тем временем остренькими своими зубами горбунья впилась в жилистый вертлявый девицын зад, а большая женщина, не выдержав тяжести обеих наездниц, рухнула на пол, придавив могучие груди. Близнецы в зале от возбуждения пихали друг друга локтями, чмокали и покряхтывали. На сцене девица Алеф, помятая и искусанная, вскочила на ноги, оторвав от себя горбунью, и, хромая, прижав к груди, как трофей, кожаный лиф, удрала в кулисы. Голая большая женщина поползла в первый ряд. Горбунья с болтающимися грудями металась по авансцене, издавая победные кличи. Девицы Бет, Гимел и Далет выволокли из-за кулис сбежавшего г-на Сендлера. Рысью бросилась на него карлица и, сорвав с него последние остатки одежды, повалила навзничь. Сверху навалились девицы, последней рухнула в эту кучу большая голая женщина. Близнецы задышали, как одичавшие боровы. Свет пригасили и в полутьме раздавались только взвизги и хрипы девиц, клекот горбуньи, жалостливое блеянье г-на Сендлера и яростное сопение близнецов.

Наконец, свет вспыхнул и, под торжествующие крики девиц, голый г-н Сендлер, двумя руками обняв гигантский резиновый член, привязанный к его пухлым чреслам, поднялся на ноги, горько плача. Близнецы страшно захохотали. Они хохотали так, что кресла сотрясались под ними, а огромная люстра, свисающая с потолка, того и гляди, готова была рухнуть на их круглые головы. Над всем залом стоял их неумолчный оглушительный хохочущий лай. Рты близнецов были широко распахнуты, тугие щёки подползли вверх и прикрыли глаза, затылки побагровели. Я оглох.

Карлица на сцене схватила г-на Сендлера за волосы и заставила кланяться. Слёзы текли по его лицу, но он не смел вытереть их. Наконец, девицы пинками погнали его со сцены, и он побежал, переваливаясь, поддерживая руками громадный привязанный розовый член. Девицы сделали неуклюжий книксен и голыми тощими задами плюхнулись на дощатый пол. Карлица, подпрыгнув, оседлала большую женщину и проскакала на ней круг почета. Большая женщина громко ржала.

Свет в зале вспыхнул, и я понял, что представление закончилось. Но с места никто не вставал. Близнецы сидели молча, напрягшись, словно ожидали ещё чего-то. Вдруг служители начали выталкивать из зала тех, кто стоял в проходах. Кто-то пытался сопротивляться, но вскоре всех их, как и меня выпихнули за дверь.

На улице стемнело. Накрапывал отвратительный дождь и изгнанные недовольные зрители, понуро смирившись с судьбой, подняв воротники плащей, уныло нырнули в мокрую темноту. Я огляделся вокруг: зрители разошлись. Тогда я повернулся к захлопнутой двери и приник глазом к щели.

Свет в зале горел уже не столь ярко. Близнецы расстегнули рубашки и галстуки их повисли дохлыми крысами. Тугими задами поднялись они с деревянных кресел и служители вмиг расставили сидения большим полукругом. Близнецы уселись и, выпятив круглые животы, замерли в ожидании. На сцене, за закрытым вновь занавесом, начались шебуршания, вскрики, возня и, наконец, в зал выпихнули большую голую женщину. Груди её вздымались, круглые коровьи глаза пугливо оглядывали близнецов, а на губах блуждала странная полуулыбка. Осторожно ступая косолапыми босыми ногами, она вошла в центр полукруга. Близнецы облизнулись и засучили тугими икрами. Большая женщина присела на корточки и, растерянно улыбнувшись, схватила себя за груди. Рык пронесся по залу, в миг близнецы сорвались со своих стульев и бросились на неё. Я смог разглядеть только груду навалившихся тел. Ботинки, штанины и рукава пиджаков мелькали в огромной куче. Вдруг толпа подалась назад и в просвете разглядел я белое тело со скрученной головой и разверзнутыми большими ногами. Близнецы потрясали кулаками, громко рыча и топая башмаками. Занавес раскрылся и девица Алеф, вытолкнутая со сцены, прыгнула к близнецам. Толпа только хрюкнула и поглотила её.

На сцене голые, тесно прижавшись друг к другу, стояли, дрожа и поскуливая, г-н Сендлер, три оставшиеся девицы и горбунья, хохочущая беспрестанно. Рычали близнецы, требуя нового тела, и со сцены с прощальным воплем полетел кубарем к ним длинный и пухлый г-н Сендлер. В последний миг лицо его исказилось ужасом, но короткие пальцы близнецов уже схватили его и толпа, утробно рыча, набросилась на него. Три девицы, одна за другой, зажмурив глаза, прыгнули в кучу и всех их в мгновение ока поглотила масса ботинок, брючин и рукавов.

Только горбунья осталась на сцене. Близнецы повернули к ней тугие шеи, оскалились, багровые их затылки напряглись. Горбунья раскрыла объятия, длинные груди её затряслись, она рыкнула и с безумным криком бросилась к близнецам. Толпа взвыла и погребла её крохотное тело под кучей пиджачных пар. Вся эта масса ещё долго возилась, кряхтя и урча, пока, наконец, обессиленные уставшие близнецы не начали лениво и медленно отползать к своим креслам. На полу в середине зала осталось семь растерзанных тел. Близнецы отдувались, устроившись в креслах. Потом, как по команде, вытащили аккуратно завёрнутые бутерброды и принялись за них. Они жевали, сосредоточенно чавкая. Крошки сыра падали им на брюки.

Я не мог более вынести ужасную эту картину. Я отшатнулся от двери. Я вошёл в дождь и не почувствовал, как струи бьют мне за шиворот. Я шёл, как пьяный, по пустым улицам среди рассеянного света неверных пугающих фонарей. Сзади раздались крики, и я услышал настигающий меня топот. Я оглянулся. Нестройной толпой близнецы нагоняли меня. Отпрыгнув, я прижался к выщербленной кирпичной стене.

Я узнал их еще там, в зале. Это были они - садовники. Те самые шестнадцать братьев, народившие себе по куче детей. Еще в зале я узнал этот мужественный двойной подбородок, эти пустые маленькие глаза и этот высокий голос. Я не смог распознать среди них моего косильщика – все они были словно копиями друг друга.

Рокот толпы плыл на меня, обдавая брызгами криков и дыханием безумия. Они несли что-то, высоко подымая над головами. Костюмы были смяты на них, рубашки промокли, а спущенные штаны волочились по мостовой. Наконец, толпа поравнялась со мной и в жёлтом свете мигающих фонарей я разглядел голову г-на Сендлера, что катили перед толпой чёрными плотными башмаками. Губы её словно шевелились и складывались в жалостливую, смешную гримасу, будто даже оторванной своей головой г-н Сендлер просил пожалеть его и не пинать так больно по булыжникам мостовой. Я успел различить грудь большой женщины, что держал высоко над собой один из взбесившихся близнецов, руку одной из девиц, ещё чьи-то оторванные соломенные ноги и, наконец, голову несчастной горбуньи, которая и сейчас, оскалясь, казалось хотела вцепиться маленькими своими зубами в одного из возлюбленных потрошителей. Близнецы перекидывали её из рук в руки, каждый раз нежно прижимая к груди. Поравнявшись со мной, один из них вдруг показал мне свои ровные жёлтые зубы, подмигнул и напомнил: «Месяц элуль. Мамина годовщина. Они, - показал он на то, что осталось от участников представления, - были в первом ряду.» Рот его, растянулся в усмешке, напоминавшую щель - Встретимся через год, - подмигнул он еще раз и слился с толпой. Шествие близнецов было яростным и недолгим. Толпа прошумела мимо меня и исчезла в темноте улиц.

Ещё долго стоял я, прижавшись к шершавой стене. Наконец, всё умолкло вокруг и я побрёл по тихому городу. Тусклый серый рассвет замаячил над головой. Кончился дождь. Стремительно наступало дрожащее утро. Улицы были пустынны. «Какая странная жизнь», - с тоской и дрожью подумал я.

Резкий порыв ветра заставил меня пригнуть голову. Ветер поднял листья, и они полетели мне прямо в лицо. - Как не вовремя начался листопад, - пробормотал я.

Хотя разве что-нибудь происходит вовремя? Никто даже не знает, когда настигнет его конец пути. Ветер бил листьями по лицу, как будто хотел надавать мне пощечин. Почему в нашем городе дворники не убирают листья? Да, впрочем, я и сам, - словно дворник на краю земли.

Я представил себе, как из последних сил борюсь с обрушившимся листопадом. Машу и машу бесполезной метлой. Но листья крутятся всё быстрее, всё громче хлопают на ветру. Тяжело ворочаются, хрустят, переваливаясь, и сыплются на меня снова и снова. Как забытый часовой, я стою с никчемной метлой, словно жду прихода неведомого караула. Такой шум на всей земле, что и нет иных звуков, кроме бесконечного этого шороха.

Мне казалось, что листья засыпают меня с головой, и я замираю оцепенело, превратясь в листвяной сугроб. Кто уберёт его теперь? Придут ли иные дворники, чтобы подцепить меня лопатой и с широким замахом вместе с кучей намокших листьев, швырнуть в подвернувшуюся телегу?..

Конечно, на следующий день сколько я не расспрашивал, уже никто не помнил ни о горбунье, ни о г-не Сендлере, ни о большой коровьей женщине. Некоторые даже убеждали меня, что в городе никогда не было садовников-близнецов. Это замечательная способность: чем ужаснее было несчастье – тем быстрее они умудрялись забыть его. Мне так и хотелось сказать - а вы подождите годик, в месяц элюль они обязательно явятся для нового представления.

Впрочем, это было бессмысленно. Никто бы меня не понял. Их память стирала беду навсегда. Тем более новые события так переполошили город, что всем уже было не до вчерашних новостей.

Следующая глава