Комната моя очень маленькая. Я могу сделать по ней пять шагов, повернуть направо или налево, это зависит от того, вдоль какой стены я иду, и сделать ещё три шага. Таким образом, комната моя напоминает христианский гроб или старинный школьный пенал с тщательно подогнанной деревянной крышечкой. Но дверь моя обита железом, а в её середине просверлен маленький иллюминатор, в котором плавает, как рыба, большой глаз неизвестного надзирателя. Стены покрыты отвратительным маслянистым цветом и потому, наверное, на этом фоне так приятно смотрится серая шкурка моих дружков.
Их пятеро, моих собеседников. Беда в том, что каждый из нас понимает только себя. Мне ничего не говорит их пронзительный, едва слышный писк, я даже не разбираю в нём модуляций, а моя речь слышится им набором глухих бубнящих звуков. Серые друзья появились недавно, с тех пор, как я понял, что пребывание моё здесь не имеет срока.
Среди ночи проснулся я, лёжа на цементном полу, укутавшись в широкий свой макинтош, и увидел две маленькие искры, горящие в полумраке. Потом к ним присоединились ещё две, ещё и ещё. И вот уже пять пар крошечных глаз неотрывно внимательно разглядывали меня. Переполненный всевозможными предрассудками, я вскочил на ноги за мгновение и прижался к стене. Крысы тоже отпрянули и вновь застыли не шелохнувшись.
Естественное состояние наше - война. Хотя почему так повелось, не знает никто. Вспомнив легенды о съеденных ими младенцах, я замахнулся ногой. Но зверьки не пошевелились. Лишь потом, спустя время, не спеша, тихо, уверенно, один за другим, топоча мягкими плотными лапками, они направились в угол и там исчезли. Я долго ещё ждал в эту ночь появления крошечных сияющих глаз. Но они не пришли. Как не пришли и на следущую ночь. Они явились, только когда я перестал их ждать. Неспешно выстроились вдоль стенки и вновь уставились на меня. Мы просидели так часа два. Молча. Напротив друг друга. Потом своей ровной шеренгой они тихо исчезли в углу.
Почему люди боятся крыс? Почему крысы боятся людей? Наверное, люди для них отвратительны и безобразны. Нелепые двуногие существа, поклявшиеся их уничтожить. Почему мы враги? Крысы не сделали мне ничего, что заставило бы меня убивать их.
Теперь они приходят каждую ночь. Я всё знаю о них. Они древние, как мир. Они чуть не победили в великой битве, неся пред собой знамя чумы. Их вновь затолкали в подвалы. Они выжили. Размножились. И ждут своего часа. Воспоминания о том, как шли они живой серой массой, до краёв заполняя мощённые улицы городов, тревожат их. Это бремя пьянящей победы, сумасшедшего пира и былого величия передалось им от дедов. Но выросли новые поколения. Стоит ли им воевать?
Они возникают передо мной - пять воинов. Я трусливее их. Они уверены и спокойны. У меня нет сна, нет терпения, и в панике я бросаюсь на них, размахивая неуклюжими своими ногами. Они ловчее меня. Без суеты уклоняются они от ватных ударов. Теперь они у меня за спиной. Опять застыли. И только хвосты длинными кнутами выплясывают безумный танец. Впятером хладнокровно оценивают меня.
Без сил опускаюсь я на цемент. Их нервы крепче моих. Пусть нападают. Я закрываю рукой лицо. Только тогда, горделиво шурша своими кнутами, отправляются они восвояси.
Я слышал где-то, что крысы необычайно умны. И действительно: они могли напасть на меня, но не сделали этого. Я интересен им. Внимательно мы изучаем друг друга. Думаю, что они мудрее меня.
Я пытаюсь загнать их в угол, и зверьки недовольно ворчат. Также ворчал бы и я, доведись мне подвергнуться чьей-то атаке. Как и они, целыми днями я хочу есть. Наш рацион разнится, но мы хорошо понимаем друг друга. Быть может, я отличаюсь от них тем, что у меня есть Бог? Но кто сказал, что Бога нет и у них?
Я вновь просыпаюсь. Они сидят полукругом. Внимательно глядят на меня. Встают на задние лапы, опираясь на свои стальные хвосты, и так замирают в стойке. Подошли бы им сапоги и кожаные портупеи с несметным количеством тонких ремней? Нет. Они только зверьки с мягкой шёлковой шкуркой. Тихо, как всегда, построившись в ряд, они изчезают.
Высоко со стены я отламываю здоровенный кусок штукатурки. Отыскиваю их лаз и вбиваю в него кусок. Прощайте, дружки. Мне боязно с вами. Тихий шорох слышу я за спиной. Они сидят полукругом. Они обманули меня. Незаметно выскочили из лаза, пока ползал я по стене. Штукатурку я вбил сапогом. Накрепко. И запер нас в этой ловушке.
Я делюсь с ними скудной пищей. Я ем торопясь, заглатывая куски. В отличие от меня, противореча поверью, никто из них не набрасывается с жадностью на еду. Неторопливо и сдержанно стучат их белые зубы.
Быть может, я мог бы их выдрессировать? Впрочем, как и они меня. Теперь я уже отличаю их друг от друга. У каждого из них, наверное, есть имя, только мне не дано его знать. Может быть они - новые сторожа, что пришли меня охранять? А может быть, летописцы?
Мы не мешаем друг другу. Я перестал их бояться. За это время они не сделали мне ничего плохого. Думаю, что они безобидны, как я.
Они разговаривают между собой. Садятся в круг и ведут беседу. Скрип их голосов похож на далёкие фальшивые скрипки. Я обращаюсь к ним. Недоуменно поворачивают они ко мне свои лица. Действительно, я помешал их беседе. Что я могу сообщить им? Всё это им известно и без меня.
Там, за пределами моей комнаты, прошла уже осень. Холод пробирает стены, и мой макинтош уже не спасает. Цемент на полу хуже льда. Он всасывает тепло моего тела. Каждую ночь зверьки лежат теперь подле меня. Они прижимаются ко мне маленькими телами. Испытывают ли они холод? Или делают это специально, чтобы согреть меня? Мы лежим в темноте без движения, и я чувствую, как раскалённый ток их горячей крови толчками даёт мне тепло. Мы лежим, как шесть воинов на неведомом поле боя.
Ещё немного и мне уже трудно будет представить свою жизнь без этих тихих суровых существ. Я не чувствую себя их вождём. Мы равны. Так хорошо в полусне, когда холод убивает за стенами, чувствовать голой рукой тёплое серое тельце. Как быстро дышат они, усатыми мордочками прижавшись к моему плечу. Как бесшумно и ловко карабкаются на шею. Зубы их так остры, что укусы совсем не приносят боль. Только липкая собственная горячая кровь неприятна мне. Но, впрочем, работают они так усердно, что я перестаю ощущать течение её.
Я не открываю глаз, я уверен: они хорошо сделают своё дело. Им не привыкать. Ведь мы только воины враждующих армий, что встретились и узнали друг друга.
Comentarios